Вообще-то жизнь наша протекает очень предсказуемо. В будни работа, на выходных запланированные заранее развлечения, раз, ну от силы два раза, в год поездки за границу в отпуск. И все же очень странные и неожиданные события случаются довольно часто. Не удержусь от искушения написать, что жизнь прошита такими событиями, как ночное небо в августе вспышками сгорающих метеоритов. Ну конечно, эти неожиданности бывают разной силы воздействия. Одно дело встретить во время пересадки в аэропорту Кеннеди одноклассницу, по которой вздыхал 50 лет назад, а после окончания школы ни разу не видел. Узнала она меня, когда в duty free я пытался объясниться с продавцом, причем узнала по уникальному акценту, присущему всем без исключения ученикам нашей незабвенной Тины Луарсабовны, учительницы английского. Но совсем другое дело сложное сплетение маловероятных поступков и обстоятельств, которому и объяснения толком не подберешь. Вот что рассказал мне знакомый еще по Тбилисской жизни хороший художник, назовем его Бени. Впрочем, перебью сам себя, тут необходимо сказать хоть несколько слов о самом Бени, чтобы понять его рассказ. Бени грузинский еврей, человек спокойный, несуетливый, не слишком общительный. Он закончил Тбилисскую академию художеств и с тех пор писал картины. Ничего другого делать он не хотел, а может и не умел и коммерческими способностями, приписываемыми молвой людям его общины, отнюдь не обладал. В Израиле его работы практически неизвестны. Работал он с двумя галереями: одна в Гамбурге, а другая в Роттердаме. Писал городские пейзажи и раз в год вез их в Германию, а через полгода другую партию картин - в Голландию. Расходы велики: материалы, рамы, цветной каталог, фуршет с шампанским для приглашенных в первый день открытия выставки, сама поездка – все за счет художника. Вырученных от продажи картин денег едва хватает на то, чтобы повторить все через полгода. Семья жила на заработки его жены, талантливого дизайнера, не брезгающей никакой работой. Сколько раз Бени предлагали всякие подработки, ну, там оформить журнал мод или придумать эффектное лого для новой косметической фирмы. Он категорически отказывался. Но однажды отказаться не смог. Как-то позвонил и напросился к Бени в гости Арчил, с которым Бени много лет назад познакомился в доме своего отца, давно упокоенного на тбилисском еврейском кладбище. Арчил выпил с Бени принесенную им же бутылку вина, похвалил жену, детей и квартиру хозяина и перешел к делу. Оказывается он, Арчил, устраивает юбилей своего близкого друга Тамази. И на этом празднике хочет подарить гостям особенный календарь, в котором первым месяцем года будет месяц рождения юбиляра. Календарь должен представлять собой книгу из двенадцати страниц форматом А4. Вот оформить этот календарь он и просит Бени, разумеется за деньги. Бени сказал, что такими работами не занимается, и встал, чтобы проводить гостя. Но не тут-то было! Арчил объяснил, что Тамази, Арчил и отец Бени были ближайшими друзьями, что момент, когда юбиляр увидит календарь, оформленный сыном его покойного друга, будет апофеозом празднества и что... В конце концов Бени согласился. Договорились, что работа будет стоить полторы тысячи долларов, а типографские расходы Арчил возьмет на себя. Заказчик тут же выдал пятьсот доларов задатка и наконец-то ушел. Неожиданно работа над календарем увлекла Бени. Он выполнил ее сухой пастелью на бархатной бумаге, которую оттонировал слабым настоем чая. Получилось не слишком ярко, элегантно и эффектно. Тбилисские зарисовки чередовались с тель-авивскими, а кавказские водопады сменялись средиземноморскими пляжами. Ровно через две недели, как и договаривались, Бени отсканировал рисунки и отправил их Арчилу. Ответом было молчание. Попытки связаться по телефону не удавались. Узнать что-то толком об Арчиле от родственников или знакомых не получилось. Все говорили, что давно его не видели, что у него умерла в прошлом году жена и были какие-то неприятности с дочкой. О каком-то Тамази, который должен был праздновать юбилей, вообще никто ничего не слыхал. Бени прекратил розыски, убрал папку с рисунками на антресоли и вернулся к своим пейзажам. Прошло лет пять или шесть. Однажды позвонил Бени незнакомый человек, назвался Иланом и попросил о встрече по важному делу. Встретились в центре города в кафе. Илан оказался молодым парнем, он сильно хромал, двигался, опираясь на палку. Рассказал Илан, что после армии отправился с товарищами, как это водится, в Индию. Через пару месяцев товарищи вернулись домой, а Илан решил пройтись по самому простому маршруту в Гималаях, примкнув к американской группе. На третью ночь, когда он уставший спал в своей палатке, разразился сильнейший ливень, и палатку с ним вместе снесло в обрыв. Он сломал руку, ногу и несколько ребер. Что случилось с американцами, ему неизвестно. Когда он пришел в себя, около него стояло трое буддийских монахов. И... чудо, один из них заговорил на иврите. Монахи привели носильщиков, которые доставили Илана в монастырь. Местный врач вправил ему кости и наложил шины. Две недели ивритоязычный монах не отходил от него. Монах назвался Пембо и сказал, что другого имени у него нет. Когда Илан начал поправляться, Пембо помог ему связаться с родными, и вскоре за Иланом прибыли спасатели. Когда Илан стал благодарить Пембо и спрашивать, что он может для него сделать, Пембо попросил найти в Израиле художника Бени и передать ему 1000 долларов. А больше ему ничего не надо. Тут Илан вытащил конверт с долларами, совершенно смутив Бени. Он начал говорить, что Илан ему ничего не должен и денег он не возьмет, на что Илан ответил, что если нет, то к Бени придет с деньгами мать Илана, и пусть тогда Бени скажет ей, что жизнь ее сына не стоит тысячи долларов. Сбитый с толку всей этой несуразной чепухой, Бени деньги взял. Когда, вернувшись домой, он захотел взглянуть на листы календаря со своими рисунками, найти их ему не удалось, несмотря на упорные поиски. Исчезли, как сквозь землю провалились.
